Война: память о зле, искушение добром

Коллективная память должна быть свободной, чтобы cмириться со скорбью и построить лучшее будущее

Цветан Тодоров

«…[М]ы должны совершить […] акт предания забвению всех преступлений и безумств прошлого», - заявил Уинстон Черчилль вскоре после окончания Второй мировой войны. Примерно в это же время американский философ Джордж Сантаяна выступил с предупреждением, которое неоднократно повторяли с тех пор: «народ, который не помнит своего прошлого, обречен вновь его пережить». Какой же из заветов оказался наиболее целесообразным для тех из нас, кто пережил трагические события XX века? Что мы должны сделать: предать забвению или чтить память?

Эти действия противоречат друг другу только на первый взгляд. Чтить память всегда, по определению, подразумевает взаимодействие между забвением (стиранием) и безусловным сохранением прошлого, что фактически невозможно. Аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес создал в своем коротком рассказе «Фунес памятливый» (Funes el memorioso) героя, который помнил каждую деталь своей жизни – страшный опыт.

Память выбирает из прошлого события, которые кажутся важными для отдельного человека или сообщества. Она проводит отбор и формирует воспоминания в соответствии с нашими ценностями. Люди предпочитают помнить выдающиеся страницы своей истории, а не позорные эпизоды. При этом они зачастую безуспешно стараются избавиться от воспоминаний о травмирующих событиях.

Как же жить с болезненными воспоминаниями?

Почему нужно помнить о них? Потому что прошлое - основа нашей индивидуальной и коллективной идентичности. Если у нас нет чувства собственной идентичности и подтверждения нашего существования, которое оно дает нам, мы чувствуем себя незащищенными и парализованными. Необходимость в идентичности, таким образом, вполне обоснована. Мы должны знать, кто мы и к какой группе принадлежим. Однако люди, равно как и группы людей, живут среди других людей и групп. Поэтому недостаточно просто сказать, что каждый имеет право на существование. Мы также должны учитывать, как реализация нами этого права отражается на существовании других. В общественной сфере не все напоминания о прошлом заслуживают одинакового внимания: к тем воспоминаниям, которые разжигают жажду мести или дух реваншизма, всегда нужно относиться с осторожностью.

У тех, кто стал жертвами злодеяний, может возникнуть желание полностью забыть пережитый опыт, стерев болезненные и унизительные воспоминания. Разве не было бы лучше для изнасилованной женщины, например, или ребенка, ставшего жертвой инцеста, постараться представить все так, как если бы эти травмирующие события никогда не произошли? Мы знаем по реакциям людей, что это неблагоразумно. Подобный полный отказ от воспоминаний опасен, так как подавленные воспоминания остаются еще более живыми и становятся причиной серьезных неврозов. Лучше принять мучительные события прошлого, чем отрицать или подавлять воспоминания о них. Важно также не перейти к другой крайности и не размышлять о них бесконечно, а постепенно дистанцироваться от этих воспоминаний и нейтрализовать их таким образом, чтобы суметь «обуздать» их.

Именно так мы испытываем скорбь. Вначале мы принимаем пережитую потерю и ужасно страдаем из-за внезапного исчезновения любимого человека. Затем, всё ещё продолжая любить его, мы придаем ему особый статус – он как бы не отсутствует, но его и нет рядом с нами, как прежде. Процесс дистанцирования помогает преодолеть и облегчить боль.

Акт веры в будущее

У сообществ редко возникает желание предать полному забвению трагические события, выпавшие на их долю. Сегодня афроамериканцы не стремятся забыть о травмах, нанесенных рабством их предкам. Потомки расстрелянных или сожженных в Орадур-сюр-Глан1 в 1944 году людей не хотят, чтобы эти преступления были забыты. Они хотят сохранить развалины деревни, оставленные этим событием.

Здесь, также, как и в случае с отдельными людьми, можно надеяться, что выбора между бесплодными альтернативами - полного стирания прошлого или бесконечного его обдумывания - можно избежать. Страдание должно быть вписано в коллективную память, но только таким образом, чтобы повысить нашу готовность к встрече с ним в будущем. Именно для этого существуют прощение и амнистии. Они оправданы, когда преступления были признаны публично; не с тем, чтобы убедиться, что о них забыли, но с тем, чтобы позволить прошлому остаться в прошлом и дать настоящему новый шанс. Разве были неправы израильтяне и палестинцы, когда они встретились в Брюсселе в марте 1998 года и отметили, что «чтобы просто начать разговаривать друг с другом, мы должны оставить прошлое в прошлом»?

Когда Черчилль призвал к «акту предания забвению» ужасов прошлого, он был прав в какой-то степени, однако его завет должен сопровождаться всеми возможным оговорками. Никто не должен мешать сохранению памяти. «Прежде чем мы перевернем страницу, - заявил будущий Президент Болгарии Желю Желев после падения коммунистического режима. - Мы должны сначала прочесть ее». Забвение приобретает разные значения для истязателей и их жертв: проявление щедрости и веры в будущее, в одном случае, и результат трусости и отказа взять на себя ответственность, в другом.

Но достаточно ли помнить о прошлом, чтобы не допустить его повторения, как говорил Сантаяна? Едва ли. В действительности обычно происходит наоборот. Сегодняшние агрессоры находят оправдание своим действиям в прошлом, когда они были жертвой. Так, сербские националисты нашли оправдание своим действиям в далеком прошлом, в военном поражении от турок в Косово в XIV веке.

Французы оправдывали свою воинственность в 1914 году, ссылаясь на несправедливость, от которой они пострадали в 1871 году. Гитлер нашел повод в унизительном Версальском мирном договоре, заключенном по окончании Первой мировой войны, чтобы убедить немцев начать Вторую мировую войну. Наконец, уже после Второй мировой войны, тот факт, что французы стали жертвами жестокости нацистов, не предотвратил того, что во многих случаях те же люди, пополнив ряды армии после участия в движении сопротивления, нападали и мучили гражданское население в Индокитае и Алжире. Те, кто не забывают прошлого, также рискуют повторить его, поменявшись ролями: ничто не может помешать жертве стать впоследствии агрессором. Память о геноциде, от которого пострадали евреи, жива в Израиле. Тем не менее, в этом конфликте палестинцы стали, в свою очередь, жертвами несправедливости.

Людям или сообществам, возможно, необходимо принять память о героях или, что еще более удивительно, жертвах прошлого в качестве способа утверждения своего права на существование. Это служит их интересам, но не делает их более добродетельными. В действительности, из-за этого они могут закрыть глаза на несправедливости, за которые несут ответственность в настоящем.

Подобные ограничения памяти, подчеркивающей роли героя и жертвы, были показаны во время церемоний 1995 года в память о 50-летней годовщине атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. В Соединенных Штатах Америки люди заинтересованы исключительно в чествовании героической роли США в победе над японским милитаризмом. В Японии же внимание сконцентрировано на жертвах атомных бомбардировок.

Но еще многое надлежит сказать о преодолении своих собственных страданий и страданий близких, о том, что необходимо открыто поделиться своей болью с другими и не заявлять эксклюзивного права на статус бывшей жертвы. Аналогичным образом, признание совершенных нами ошибок, даже если они не были такими ужасными, как ошибки, совершенные против нас, могут изменить нас к лучшему.

Прошлое не имеет собственных прав. Оно должно служить настоящему, также как обязанность отдавать дань памяти должна содействовать торжеству справедливости.

Цветан Тодоров

Цветан Тодоров родился в Болгарии, с 1963 года жил во Франции. Он был руководителем исследований Национального центра научных исследований Франции (CNRS). Его работы были переведены в том числе и на русский язык: «Теории символа» (Москва: ДИК, 1999), «Введение в фантастическую литературу» (Москва: Дом интеллектуальной книги, 1999), «Дух Просвещения» (Москва: Московская школа политических исследований, 2010), «Триумф художника» (Москва: КоЛибри Азбука-Аттикус, 2018), «Искусство или жизнь! Случай Рембрандта. Искусство и мораль» (Москва: Текст, 2018), «Наследие Бахтина» (Вопросы литературы, 2005, №1), «Человек, потерявший родину» (главы из книги) (Иностранная литература, 1998, № 6).

1. Деревня во Франции, в которой СС убили 642 человека.