В своем первоначальном значении шариат представляет собой вовсе не свод предписаний, поясняет марокканский философ Али Бенмаклуф. Это духовный и этический ориентир, сдерживающий злоупотреблениe властью со стороны политического руководства. Так как же получилось, что шариат стал ассоциироваться с законом?
Али Бенмаклуф
На сегодняшний день термин «шариат» нередко употребляется с подтекстом, не имеющим никакого отношения к его истинному смыслу. Его используют для описания террора, телесных наказаний, отречения от жены, экстремистских заявлений террористических групп, архаичных законов возникших на заре ислама, всевозможных наказаний, не совместимых с правами человека и т. д.
Однако, следует понимать, что представление шариата в качестве некой трансцендентальной, внеисторической инстанции выгодно прежде всего наиболее авторитарным политическим режимам, которые обосновывают незыблемость своей власти законом, якобы не подлежащим изменениям.
С точки зрения этимологии, термин «шариат» в переводе с арабского языка означает «путь», «открытие», «дорога». Профессор Ваиль Халлак из Колумбийского университета подчеркивает, что «шариат является образом жизни и мировоззрением в той же мере, что и совокупностью вероубеждений». Формирование шариата как божественного закона тесно связано с понятием иджтихад, подразумевающим заключения компетентных мусульманских правоведов по толкованию аятов Корана и их переложению на язык правовых норм.
Спустя век после откровения Корана в странах, проповедующих ислам, появился целый ряд правовых школ, по-разному интерпретирующих божественный закон. Однако, несмотря на расхождения в толковании и значительные разногласия между различными правоведами и философами, все школы пришли к единому выводу относительно того, что священные тексты ислама являются лишь источником права, но не его содержанием. При этом особо подчеркивалось, что откровения не содержат норм божественного права в законченной форме. Другими словами, свода законов под назва-нием «шариат» не существует, ибо его нет ни в пророчествах, ни в Коране.
Уже в наше время, египетский теолог Али Абдель Разек (1888-1966 гг.), лишний раз подтверждает факт того, что шариат представляет собой лишь духовный ориентир и не носит законодательного характера. Таким образом, мусульмане вольны строить свое общество в соответствии с принципами, не имеющими непосредственного отношения к шариату.
Шариат и политика
Спор, ведущийся со времен Средневековья между представителями двух противоречащих течений, актуален и сегодня. Еще с давних пор представители первого течения утверждали, что шариат должен иметь политический характер. В этом случае предписания шариата наделялись законодательной силой, а судьи рассматривались, как писал Монтескье в своем труде «О духе законов» (1748 г.), «не более как уста, произносящие слова закона, безжизненные существа, которые не могут ни умерить силу закона, ни смягчить его суровость». Второе течение, напротив, выступало за независимость юридической практики и подчеркивало необходимость позволить судьям вдохновляться религиозными идеями почерпнутыми в шариате, для того чтобы выступать в роли противовеса существующей политической власти и уравновешивать эту власть.
Согласно второму течению правитель обладал ограниченными полномочиями в ряде вопросов и мог дополнить религиозное право нормами административного порядка, применимыми к некоторым сферам и ситуациям. В этом случае речь идет о ас-сияса аш-шар’ийя (шариатской политике) — особом механизме, позволяющем, в частности, препятствовать произволу политической власти, как поясняет Ваиль Халлак в своей работе An Introduction to Islamic Law («Введение в исламское право», 2009 г.).
Следует отметить, что в предсовременных государствах шариат отделялся от политической власти, хотя границы между ними были довольно размытыми и варьировались от одного государства к другому. В современных же государствах, напротив, в период после деколонизации, шариат рассматривается как часть позитивного права, даже если в ряде стран его применение ограничивается сферами, касающимися личного статуса (семейное и наследственное право и т. д.). Таким образом, закон в современном его понимании основывается на кодификации и контроле, что превращает его в орудие государства. Политизация шариата – явление новое.
Эволюция фетвы
Очевидно, что шариат – понятие эпистемическое. Он на протяжении долгого времени являлся гибкой концепцией и, следовательно, мог интерпретироваться по-разному. Изречение, гласящее, что «фетва меняется вместе со временем», лишь подтверждает, что та или иная правовая позиция никогда не принималась за вечную, незыблемую истину. А фетва, в первичном значении, представляет собой именно правовую позицию, легальное мнение по какому-либо вопросу, не имеющее директивной силы. Как напоминает Ваиль Халлак в своем труде Authority, Continuity and Change in Islamic Law («Власть, преемственность и изменения в исламском праве», 2001 г.), «изменение обстоятельств и условий в обществе» могло также повлечь за собой изменения в законе.
Более того, необходимость в изменениях является основной чертой божественного права. То, как законодатели последовательно вносили в закон изменения, описывали различные мыслители, в том числе средневековый философ аль-Фараби (870-950 гг.). В своей работе Le livre de la religion («Книга о религии») он поясняет, что эти изменения призваны: 1) заполнить пробелы, оставленные предыдущим законодателем, в полномочия которого входило лишь принятие законов «в вопросах первостепенного значения и наибольшей практической ценности, способствующих единению общества», в то время как остальными вопросами занимался кто-либо другой; 2) «привести тексты предыдущего законодателя в соответствие с новым порядком, если этот порядок в большей степени отвечает нуждам данной эпохи».
Из этого следует, что понимание божественного закона теснейшим образом связано с его толкованием, при условии что толкованием занимаются компетентные специалисты, получившие соответствующее образование.
«Исламское право также характеризуется правовым плюрализмом», – утверждает Ваиль Халлак в своей работе An Introduction to Islamic Law («Введение в исламское право»). В частности, он поясняет, что «исламское право не только признает местные обычаи и учитывает их, но и содержит самые различные мнения по одним и тем же вопросам».
Вот почему Ваиль Халлак находит чрезвычайно ироничным тот исторический факт, что европейский колониализм обвинял исламское право в ригидности исключительно с намерением подменить его новыми наполеоновскими кодексами. Именно подобные попытки искажения понятия шариата будут в дальнейшем способствовать его восприятию в качестве универсальной инстанции, вне исторического контекста.
Когда духовный ориентир становится диктатом
Искажение понятия шариата продолжилось во второй половине ХХ века, когда этот термин стал использоваться для установления различных форм диктата посредством фетв. Шариат наделили силой закона, в то время как в действительности фетвы представляют собой лишь мнения правоведа, сформулированные в порядке консультации.
С развитием современного права основанного на государственной власти, в результате распространения парламентаризма в бывших колониях западных держав (в частности, Франции и Великобритании), предписания шариата отражаются в законax, по большей части являющихся кальками наполеоновских кодексов. Именно «жесткие рамки парламентской процедуры» придают безусловный характер нормам исламского права, как поясняют Бодуэн Дюпре и Леон Бюскенс во введении к труду La charia aujourd’hui, usages de la référence au droit islamique («Шариат сегодня: использование источника исламского права», 2012 г.).
В конституциях современных мусульманских государств понятие «шариат» используется по-разному, в зависимости от страны. Иногда речь идет о «соответствии», иногда об «ориентире», но нигде оно не представляется «производным» от правовых норм.
Следует признать, что смысл этого термина недостаточно ясен. При этом шариат не подразумевает совокупность известных всем правил, и потому невозможно с полной серьезностью говорить о его применимости в той или иной ситуации. Если позаимствовать выражение у Бодуэна Дюпре, «чем чаще мы говорим о шариате, тем сложнее очертить его границы и определить его функции». A если выйти за рамки отношений политической и идеологической власти, как можно утверждать, каково истинное значение шариата?
